Заметки из жизни

Дорога

Зеленый. Первая передача. Сцепление на износ. Разгон. Вторая, разгон. Я еду в потоке. Здесь все спешат, даже те, кто никуда не торопится. Если ехать медленнее, водители начнут нервничать, перестраиваться, обгонять, вклиниваться. Мой дядя, таксист, учил меня всегда ездить со скоростью потока.

Третья передача. Разгон.

На этой улице зеленая волна. Светофоры настроены так, чтобы машины могли ехать, не останавливаясь на красном. Но волна настроена в соответствии с правилами дорожного движения, точное соблюдение которых в большом городе - непозволительная роскошь. Поэтому, когда вся лавина машин, сорвавшаяся со светофора, подъезжает к следующему, на нем еще горит красный. Поток нервно останавливается. На светофоре сразу загорается зеленый.

Первая передача. Сцепление на износ. Разгон.

В большом городе дефицит дорожного пространства. Водители ощущают это и невольно стараются ехать быстрее. Нехватка ресурса естественным образом приводит к повышению эффективности его использования. В большом городе не хватает всего. Жизнь горожанина - это постоянная борьба за эффективность - эффективность передвижений, эффективность жилплощади, эффективность общения, эффективность человеческих отношений. Эффективность требует стандартизации - стандартные улыбки, стандартные фразы, стандартные чувства.

Чтобы соблюдать весь этот этикет и выдерживать темп движения, человек должен быть в постоянном напряжении. Со временем это входит в привычку, и люди не замечают, как подвергают повышенному износу и свою технику, и свой организм. Но если изношенные тормозные колодки и диски сцепления можно заменить, то кто заменит изношенную душу?

Секта

В 1991м году в России началась приватизация, железный занавес рухнул, и вместе с западными инвестициями в Россию хлынул поток сектантов. Народ, изголодавшийся по религиозной жизни и не имеющий духовного опыта, валил в секты толпами. Каким-то удивительным образом этот поток захватил и меня, убежденного атеиста, для которого религия казалась чем-то сугубо историческим.

Дело было так - зимой 1994 года ко мне в вагоне метро подошел парень. Он представился как Петя и спросил, как я отношусь к Библии. Я ответил, что с большим уважением. Тут следует пояснить. Дело в том, что у нас дома была Библия. История её приобретения весьма необычна. В 1973м году в Москве проходил Всемирный конгресс миролюбивых сил, в рамках которого СССР посетили многие религиозные делегации. Кто-то из них, по всей видимости, побывал и в Ленинграде. Мои родители, тогда еще неженатые, сидели на скамеечке в парке и выясняли отношения. К ним подошел человек, молча положил папе на колени книгу и быстро удалился. Мама спросила: "Что он там тебе положил?" Это была Библия - синодальный перевод Нового и Ветхого Завета, набранный микрошрифтом на папиросной бумаге в мягком переплете. Книжка помещалась в карман.

Надо сказать, что мой папа книголюб, и эта книга стала семейной реликвией. Библию тогда в СССР достать было практически невозможно. Когда они с мамой в очередной раз начинали спорить, он приносил на кухню Библию и читал что-то из Нагорной проповеди. Его любимым местом было "Не судите, да не судимы будете" (Мф. 7:1) Я хорошо запомнил, что эта книга используется у нас в семье как инструмент примирения.

Папа всё время заставлял меня читать. Я не любил читать, но вчитывался и дальше читал с удовольствием. Как-то раз он сказал мне: "Все книги как книги, но есть одна загадочная и непонятная, которую я не тороплю тебя прочесть. Это Библия. Когда-нибудь ты её прочтешь. Для меня это книга-тайна." Так я это и запомнил, поэтому, когда сектант Петя спросил у меня, как я отношусь к Библии, я ответил: "с большим уважением".

Дальше он спросил, не хочу ли я приступить к её изучению. Я согласился. Тогда он дал мне адрес и назначил время встречи. Я пришел к нему на квартиру в назначенное время. Он открыл Евангелие - это был синодальный перевод Нового Завета, похожий на наш семейный, - и начал читать. Дойдя до молитвы Отче Наш и прочитав её, он начал молиться вслух своими словами. Это было для меня крайне необычно. Я ожидал, что он мне расскажет о Библии, а он не говорил мне о Библии, он действительно верил в то, что в ней написано. Я был в состоянии некоторого шока, но дальше произошло нечто еще более неожиданное. Он предложил мне помолиться вместе с ним своими словами. Мне было как-то неловко, но у меня не было повода ему отказать. Почему-то мне стало понятно, что Бог, оказывается, существует на самом деле. Вот таинственная и великая книга Библия говорит об этом, и вот человек, который во всё это верит, и у меня нет оснований не верить ему. Я собрал какие-то слова из тех, что говорил Петя, и произнес их вслух. Так я перестал быть атеистом.

В секте я пробыл всего два месяца. Они называли себя Церковью Иисуса Христа. Позднее я выяснил, что по классификации Центра Иринея Лионского это было Бостонское движение. Там были собрания для приглашенных, на которых щедро раздавались улыбки и объятия, и собрания для своих, где звучали упреки, почему верные мало проповедуют и не приводят новичков на собрания. Проповедь считалась самым главным, если не единственным делом христианина, а все слова о духовном плоде понимались исключительно в смысле увеличения числа обращенных.

Таким образом, мне тоже сказали, чтобы я начал проповедовать в метро. Всё это было так увлекательно - тысячи людей, живущих совершенно другой жизнью, верующих, молящихся, проповедующих. Я решил присоединиться к ним и начал проповедовать. Дело было нехитрое. Первый вопрос стандартный: "Как вы относитесь к Библии?" - дальше своими словами. Прилагалась и простая методичка, но я ею не пользовался. Мне было интересно делиться своими собственными новыми впечатлениями о Библии.

Всего навсего мне удалось привести на собрания двух человек - своего православного друга, который после этого сказал мне: "Знаешь, у меня своя вера, а это всё мне не надо", - и маму. Мама поняла, что меня нужно отсюда срочно вытаскивать. Я и сам чувствовал, что происходит что-то неладное. Почему я должен проповедовать то, что сам еще толком не изучил? Зачем нужно постоянно изображать положительные эмоции? Вся эта атмосфера притворной приветливости в конечном итоге стала давить на меня страшным грузом. Но я был предупрежден, что так и должно быть, а к увещаниям родителей относился по написанному "и враги человеку - домашние его" (Мф. 10:36). Сектантский инструктаж цепко держал меня в своих объятиях.

Закончилось всё следующим образом - мой отец, называющий себя коммунистом и атеистом, написал мне на клочке газетной бумаги прямо поверх газетного текста такие стихи:

Не надо пышных фраз,
Не надо лишних слов,
Бог в нас и среди нас,
И всех принять готов.

Но всяких слов верней,
Чтоб Вышняго постичь -
В тиши души своей
Молитву сотворить.

Когда я это прочел, я понял, что в секту больше не вернусь. В душе сформировалось ясное понимание того, что Бог есть, но искать Его нужно в той Церкви, которую основал Он Сам, а не какой-нибудь говорливый протестантский пастор или папа Римский. Я крестился в Андреевском соборе весной 1995 года.

Спустя некоторое время ко мне в метро подошел парень и спросил, как я отношусь к Библии. Я спросил у него в ответ, не состоит ли он в церкви Иисуса Христа? Он удивленно ответил - да, всего несколько недель. Дальше я употребил всё своё красноречие, чтобы убедить его оставить это притворство и креститься в православии. Он соглашался со всем, что я говорил, поскольку я рассказывал ему в деталях и подробностях, через что прошел сам. Надеюсь, еще одним православным в тот день стало больше.

Магазин

Считается, что мозг потребляет 20% всей энергии организма. Наверное, поэтому мы так устаем, возвращаясь из супермаркета. С одной стороны, супермаркет - верх эффективности. Нет очередей, нет давки у полок, не нужны продавцы, весь ассортимент в непосредственном доступе. Однако вся эта пестрота товаров и необходимость интенсивного выбора создает огромный информационный поток, с которым мозг должен успеть справиться со скоростью движения тележки.

У нас на улице стоит старый советский универсам. Его в свое время поделили на сектора и сдали в аренду частникам. В каждом секторе свой продавец, своя касса, своя очередь. В проходах тесно, люди толкаются. За каждым продуктом приходится немного постоять. Казалось бы, это непрактично, тратишь время, да и цены здесь не низкие. Но почему-то в этом магазине полно народу, сюда хочется зайти за продуктами, и я здесь не устаю.

Задаешь себе вопрос, почему мне хочется покупать продукты таким неудобным способом да еще и переплачивать за это? - Наверное, потому, что, во-первых, здесь нет этой скучной стандартизации - каждый продавец подбирает свои товары сам и старается продавать то, что лучше покупается. Во-вторых, покупая каждый товар, ты общаешься с продавцом, здороваешься, благодаришь. В каждом товаре есть частичка личного участия.

Казалось бы, какая разница, как нам покупать продукты. Что плохого в оптимизации этого процесса? Это удобно и снижает торговую наценку. Но оказывается, что удобство и низкая цена - это далеко не полный список критериев, по которым мы оцениваем магазин. Есть еще и едва уловимые, но тем не менее столь же важные, критерии эмоционального свойства, которые нельзя игнорировать.

В человеке есть душа. Когда он сам в себе это отрицает, душа начинает умирать. Если человек полностью посвящает свою жизнь культу эффективности, не оставляя места для души, у него со временем накапливаются последствия стресса и развивается эмоциональное истощение. Человек становится неспособным к тонкому эмоциональному восприятию и сопереживанию. Его чувства становятся грубыми, примитивными, плотскими и эгоистичными.

Цивилизация идёт по пути автоматизации. Человек всё чаще оказывается заменен роботом. Уже искусственный интеллект отвечает на наши телефонные звонки в банк, скоро в супермаркетах не нужны будут не только продавцы, но и кассиры. Автоматизация достигла процесса образования и медицинского обслуживания. Услуги, где по-прежнему задействованы люди, постепенно дорожают. По прогнозам некоторых футурологов в ближайшем будущем самым дорогим товаром станет человеческое общение. Те, кто не смогут его себе позволить, должны будут смириться с нарисованной улыбкой робота.

Парадоксально, но, игнорируя потребности своей души, человек выстраивает такую систему отношений, в которой он сам становится ненужным.

Страх Божий

Мой путь в православии, как и у многих, начался с неофитства. Духовная жажда была страшная. Я глотал толстые книги о духовной жизни одну за другой, горячо молился, выглядел в своих глазах чуть ли не святым, но бедные мои домашние - как же им от меня доставалось.

В один прекрасный день я натолкнулся в интернете на просьбу о помощи. Почему-то именно это объявление, а не какое-то другое, сильно запало в душу. Дело было очень серьезным. Я поехал за благословением к отцу Василию Ермакову.

Отец Василий Ермаков

Он спросил меня: "С чего ты взял, что это имеет к тебе отношение?" Мой ответ его явно не устроил. Однако я уже оказался вовлечен в эту историю, и меня пригласили в поездку. Я опять отправился за благословением к отцу Василию.

Батюшка не принимал. Человек тридцать ждало его на улице. Я подготовил текст вопроса, но постепенно стало ясно, что разговора не будет. Пришлось сократить вопрос до трех слов. Через семь часов ожидания отец Василий появился на пороге. Его тут же обступила толпа. В какой-то момент настал и мой черед. Я выпалил свой вопрос. Батюшка неожиданно благословил поездку и, опираясь на меня, спустился по ступенькам к машине.

Позже я разговорился с одним из его духовных чад, и он объяснил мне, что так благословение не испрашивается. Нужно было всё объяснить и быть уверенным, что отец Василий твердо благословляет именно это дело. Но я подумал: "Рассказывай тоже мне! Батюшка прозорливый. Ему детали не нужны. Благословил - и всё!"

Поездка действительно получилась удивительная, и уже на следующей неделе я оказался снова у отца Василия на исповеди весь в восторге и предвкушении следующих благословений. Я стоял посередине небольшого придела храма Серафима Саровского в толпе из двухсот человек. Батюшка появился на солее и, глядя прямо на меня, сказал: "Иди сюда!" В такой толпе невозможно было понять, к кому он обращается. Я спросил: - Я?

- Ты, ты! Иди сюда!

Я подошел к аналою.

- Что тебе нужно?
- Батюшка, Вы благословили меня...
- Я тебя ни на что не благословлял. Таких, как ты, благословишь, потом сам во всём виноват будешь.

Далее отец Василий повернулся ко всем и начал подготовительную беседу перед исповедью. В ней он в общих словах говорил о различных грехах, но я понимал, что не даром он позвал меня сюда к аналою. Хоть я до конца не осознавал, что происходит, но догадывался, что батюшка отвечает на мой вопрос, обличая меня в грехах, о которых я в себе даже не подозревал.

Надо сказать, что отец Василий, если даже и обличал человека публично, то делал это в такой иносказательной форме, чтобы только обличаемый мог догадаться, о каком конкретном грехе идет речь. Я стоял в удивлении и слушал. От прежнего восторга не осталось и следа.

Отец Василий снова повернулся ко мне и сказал: "Нет в тебе страха Божия!" - и, обращаясь к другим, - "и в тебе нет, и в тебе нет!"

Закончив проповедь, батюшка обратился ко мне с краткой просьбой: "Отвали." Меня как кипятком ошпарили, но я не подал вида и сделал два шага назад - "Отвали дальше! Не видишь? тут люди сейчас исповедоваться будут!" - это было сказано спокойно, без малейшей тени раздражения. Я развернулся и понуро стал пробираться к окну в конце придела, протискиваясь в толпе. Обиды никакой не было, но я ясно понимал, что понаделал больших дел и капитально влип. Нужно было ждать, что будет дальше.

Началась исповедь. Отец Василий проводил её для тех, кого он хорошо знал, следующим образом: он поднимал епитрахиль, и люди по очереди подныривали под неё, а он слегка хлопал по голове рукой.

Вдруг стоп:
- Ты утренние и вечерние молитвы читаешь?
- Ну иногда...
- Что значит "иногда"? Подойди к окну, там тебе объяснят.

У окна стояла батюшкина духовная дочь, которая терпеливо объясняла направляемым к ней о важности соблюдения утреннего и вечернего молитвенного правила, а батюшка продолжал исповедь, бормоча под нос: "Враг не пройдё-ёт!"

Отец Василий во всех своих проповедях на конкретных примерах учил страху Божьему. Батюшка не допускал ни малейшей расхлябанности - ни в нравственном поведении, ни в молитвенном правиле, ни во внешнем виде при посещении храма. Помню его слова, которые он произносил при мне не раз: "Помните, что за всё придется платить!"

Исповедав людей и ответив на вопросы, отец Василий, наконец, подошел и ко мне:
- Ну что тебе?
- Батюшка, что мне теперь делать?
- Я не знаю. Ходи ко мне, всему научишься.

Таким образом, отец Василий остановил меня от поступка, который привел бы к развалу моей семьи. Как я понял уже намного позже, все его обличения оказались справедливыми. Мои благие намерения были как раз из тех, которыми вымощена дорога в ад.

В конце отец Василий произнес одну очень важную и таинственную фразу, которую я здесь не могу передать. Это было пророчество, которое начинает сбываться только сейчас, спустя 15 лет.

Ферма

Мы с семьей гуляли вблизи финской молочной фермы. Двери коровника были открыты, и из них выходило на выпас стадо. Коровы шли медленно в полной тишине, подолгу останавливаясь, сделав каждый шаг. Вид у коров был весьма странный. Вдоль боков под кожей к вымени спускались вздутые вены с палец толщиной. Само вымя было гигантских размеров и было подвешено в сумку, лямки которой завязывались на спине. Вся эта картина производила весьма удручающее впечатление. Я помню наше стадо советских буренок. Это весьма подвижные и шумные животные. То и дело над стадом разносилось протяжное ммм-уууу, здесь же - гробовая тишина. По всей видимости, животные страдали от передозировки гормонов. Они стали жертвами оптимизации процесса молочного производства.

Оптимизация - это хорошо: у человека она мотивирует развитие профессиональных навыков, в промышленности позволяет сократить нагрузку на окружающую среду, но предельная оптимизация применима только к машинам. Когда предельная оптимизация касается живого, оно начинает страдать. Посмотрите на бедных кур-несушек на некоторых птицефабриках. Птицы посажены в клетки, где им едва можно пошевелиться. Им разрешено только клевать проезжающее по конвейеру зерно и нести яйца. Это эффективно, но куры находятся в состоянии крайнего стресса, некоторые не выдерживают и умирают.

В современном обществе есть понятие эффективный менеджмент. Эффективный менеджер - это человек, который воспринимает подчиненный коллектив как предмет для оптимизации, по возможности - предельной. Его самого будут оценивать по KPI (ключевым показателям производительности), поэтому его главная задача - увеличить отдачу трудового коллектива. Некоторые умеют делать это с учетом человеческого фактора, для других люди мало чем отличаются от кур-несушек.

Есть такая компьютерная фирма Кроссовер, где этот процесс доведен до абсолютного совершенства. Фирма не заключает с людьми договор и не несет никаких обязательств. Работа оплачивается еженедельно. Офиса тоже нет. Люди работают из дома. Чтобы контролировать их работу, на компьютере у каждого установлена программа, фиксирующая нажатие клавиш, а перед лицом висит постоянно включенная видеокамера. Встал из-за стола - обязан выключить счетчик времени, иначе штраф. Система управления строго иерархическая. У каждого человека есть только один начальник, который ставит задачу и принимает работу. Испортил с ним отношения - можешь направляться на выход.

Фирма скупает неэффективные бизнесы, находящиеся на грани банкротства, увольняет часть сотрудников, заменяет их своими и выводит бизнес в прибыль. Зарплаты там очень высокие, и нет отбоя от желающих поработать под непрестанным взглядом видеокамеры. Но есть одно "но". Эта фирма неспособна к созданию новых продуктов. Она скупает уже созданные и выжимает из них все оставшиеся соки. Невозможно создавать что-то новое, когда на твоей клавиатуре должны постоянно нажиматься клавиши, и нет времени остановиться, подумать, обсудить. Разумеется, люди на такой работе выгорают быстро, но это никого не интересует. Нет контракта, нет отпусков, нет больничных. Ты получил высокую зарплату и должен быть доволен, всё добровольно. Если что-то не так, ты просто исчезаешь из системы как сдохшая на конвейере курица.

Кроссовер - это крайний пример, но во всех сферах человеческой деятельности сейчас постепенно развиваются похожие тенденции. Постоянно увеличивающийся темп производства мешает дорабатывать продукт до конца, устранять накопившиеся нестыковки, применять творческие решения. Постоянно нужны новые версии, более эффективные и более насыщенные новыми возможностями, чем предыдущие. В результате катастрофически деградирует качество и долговечность всей выпускаемой продукции. Машины ломаются, самолеты падают с неба из-за ошибок в наспех написанной программе управления.

Человечество бежит куда-то со всё нарастающим темпом, снося всё на своем пути, выпиливая леса на площадях целых стран, уничтожая под корень уникальные экосистемы, задыхаясь в своих отходах и выхлопах. В этой гонке оно теряет человеческий облик, частью которого является способность к творчеству. Где вы, новые художники, поэты, композиторы? Где можно услышать о новых гениальных произведениях равных по величине классическим? Даже в области культурного ширпотреба всё однообразно до скукоты, и каждая новая серия всё больше и больше походит на предыдущую.

Цивилизация дала человеку машины, которые должны были избавить его от труда и дать много свободного времени для реализации уникальных человеческих качеств и творческих способностей. На самом же деле она породила всё возвышающийся темп жизни, оставляющий всё меньше времени для того, чтобы побыть человеком. Цивилизация всё стремится превратить в машину, и человека, в том числе.

"Лазаре, гряди вон!"

В 2007м году меня направили в командировку в Израиль. Я остался на два дня за свой счет, чтобы совершить паломничество в Иерусалим. Когда я фотографировал древние оливки в Гефсиманском саду, ко мне подошел араб лет сорока и сказал по-английски: "Отличная у тебя камера! Я тоже увлекаюсь фотографией. Хочешь, я тебя на фоне этих оливок сфотографирую?" Я согласился. Он представился, его звали Али.

Али

Мы разговорились, и он спросил у меня о моих планах. Я сказал, что у меня мало времени, но я хотел бы побывать в Вифлееме завтра.

Он сказал: - Поехали сегодня, я тебя туда отвезу!
- Сколько это будет стоить?
- Послушай! Если мы будем сейчас говорить о деньгах, мы никогда не договоримся. Деньги не имеют значения. Поехали, а с деньгами позже разберемся.

У меня почему-то была уверенность, что со мною на Святой земле ничего не может случиться, и я согласился. Откуда ни возьмись из-под земли выросло такси, и мы помчались. На подъезде к пункту проверки документов я полез в карман за паспортом. Али сказал: "Не надо, я - твой паспорт". Мы проехали без проверки. Он всё время что-то согласовывал по телефону на арабском. Далее такси остановилось на улице какого-то городка, и Али объяснил, что водитель мусульманин, а сейчас пятница. У них начинается пятничный намаз, и мы должны пересесть в такси с водителем-христианином. Тут уже стояло другое такси, и мы помчались дальше.

Следующая остановка на небольшой улочке рядом с невысокой глухой каменной стеной, в которой только одна дверь и окошко. Али сказал: "Это гроб Лазаря. Пойдем". Я спустился вниз по узкой лесенке, а Али остался наверху с моим фотоаппаратом. Сверху он скомандовал мне по-английски: "Лазарь! Гряди вон". Я стал подниматься, и в этот момент он меня сфотографировал. Честно говоря, я был слегка в шоке, но не подал виду. Али был мусульманином, но почему-то сам не соблюдал намаз и работал гидом по христианским святыням.

Дальше был Вифлеем, где Али передал меня другому гиду, который провел меня через выход закрытого уже храма и дал возможность приложиться к Вифлеемской звезде на месте рождения Младенца Христа. Затем мы поехали обратно в Иерусалим.

По дороге Али стал говорить мне, что завтра мы могли бы съездить с ним на Мертвое море. Тут я понял, что этой щедрости пора положить конец:

- Али, сколько я должен тебе за сегодняшнюю поездку?
- Смотри - четыре такси, два гида, всего 250 евро.
- Но, Али, у меня нет с собой таких денег.
- Ничего страшного, ты можешь рассчитаться кредиткой.
- Али, но у меня нет кредитки!

Тут его как подменили. Лицо его вытянулось, он смотрел на меня удивленно.

- Я в командировке. Вся моя поездка оплачена фирмой. У меня нет кредитки,      - продолжал я.
- Послушай, я должен четырем таксистам и гиду, у меня пять детей.
- Али, но ты же сказал мне, что деньги не имеют значения.
- Я тебе вот что скажу - деньги не делают друзей. Сколько у тебя есть на руках?
- У меня есть 80 евро, из которых 40 я должен отдать за гостиницу.

Али как в воду опустили.

- Хорошо, ты сейчас пойдешь в гостиницу, рассчитаешься за номер и отдашь мне все остальное. Вот мой адрес, переведёшь мне недостающую сумму по почте.

Я отдал ему 40 евро, и мы расстались. Он был мрачен. Его арабская хитрость разбилась о русский авось.

На следующий день я позвонил другу, чтобы он перевел на мой счет недостающие деньги в долг. Далее совершенно немыслимым образом в каком-то подвале Старого города, используя телефон и считыватель банковских карт, мне вывели эти деньги с финского счета по обычной банковской карточке, которая не работала нигде в Израиле. Я получил наличку и отправился опять в Гефсиманию. Там я сразу нашел Али и отдал ему деньги. Он сиял. "Слушай," - сказал он мне - "я тебе вот что скажу. Я всегда был уверен, что, если я буду поступать правильно, меня мой бог благословит. Если ты будешь поступать правильно, тебя Твой Бог благословит".

Клиника

Я заболел в Финляндии и обратился в платную клинику по рабочей страховке. Обстановка клиники произвела на меня самое благоприятное впечатление. Никаких очередей. Все кабинеты диагностики расположены рядом с кабинетами врачей. Выходишь от врача, в соседней двери сдаешь экспресс-анализы, проходит пятнадцать минут, и тот же самый врач принимает тебя с готовым диагнозом. Для человека, воспитанного в Советском Союзе, такой темп обслуживания пациентов выглядит как сказка.

Система работает как заведенный механизм. Лаборантки проворно переставляют пробирки, чтобы ни в коем случае не создать очереди у дверей лаборатории, врачи с такой же скоростью проводят экспресс-осмотр и назначают анализы. Всё делается так, чтобы четко вписаться в назначенный график приема. Здесь главный фактор - время. Клиника платная. Видно, что врачи и лаборантки дорожат своим местом. При этом предполагается, что клиент, заплативший за услугу, не должен ждать.

Меня обслужили быстро и качественно, я остался всем доволен, но бедный мой доктор - он выглядел как загнанная лошадь. Весь прием прошел в спешке. Быстрые вопросы, предполагающие односложный ответ, быстрый осмотр и быстрое назначение. Никакие дополнительные детали никого не интересовали, никаких рекомендаций, никаких советов. Единственная цель этого приема заключалась в том, чтобы назначить правильные анализы и выписать правильные таблетки. Когда выяснилось, что лечение антибиотиками не требуется, врач дал мне больничный, и прием был мгновенно окончен. Было ощущение, что он следует четкому протоколу, позволяющему ему принять любого пациента за 15 минут.

Несомненно, это своего рода профессионализм, но всегда ли в медицине уместна такая спешка (если, конечно, это не военно-полевой госпиталь наполненный ранеными)? Очевидно, что платная клиника желает, чтобы за свою зарплату доктор обслуживал максимальное количество клиентов в день. Эффективный менеджмент проник и в эту сферу, превратив врача в робота по выписке рецептов. Врачи сами признаются, что построенная таким образом медицина лечит не человека, а диагноз. Каждый врач достигает профессионализма в своем протоколе, но комплексные знания о человеческом организме при этом не развиваются.

Болезнь

Зря я не слушался отца Василия. Ни страха Божьего во мне не было, ни постоянства, ни дисциплины. Моё неофитство стало постепенно проходить, а вместе с ним стал угасать и интерес ко всему духовному. Молитва стала вялой, невнимательной, вычитывалась наспех, я всё чаще сокращал или вовсе пропускал утренние и вечерние молитвы, заменяя их правилом Серафима Саровского. Осталось одно клиросное пение, которое удерживало меня в храме. Моя полка с иконами покрылась толстым слоем пыли, на ней царил хаос. Лампадка не зажигалась уже много лет. Пропал интерес к духовному чтению.

По мере угасания духовной жизни во мне стали просыпаться страсти, и суетливый дух мира стал постепенно завоевывать в моей душе всё новые и новые территории. Внешне я выглядел вполне церковным человеком, даже ревностным, готовым на добрые дела, но внутренне вся моя душа была крепко порабощена чисто мирскими интересами. Моё время было посвящено с избытком интересной работе, за которой шли не менее интересные дела после работы. Всё оставшееся время было плотно законопачено Ютюбом. Времени стало катастрофически не хватать, и я стал отнимать его у сна.

От хронического недосыпа и переутомления на работе у меня начинались мигреневые боли в голове, которым я не придавал значения. Наконец, случилось это. В один день голова стала болеть очень сильно. Меня стало рвать. Всю ночь я провел в мучениях. На следующий день мне не стало легче. Таблетки едва помогали, давая временную передышку на три-четыре часа в сутки.

Я лежал на кровати навзничь. Это было единственное положение, в котором головная боль была терпимой. Через шесть часов такого непрерывного лежания начинала болеть спина, но попытки массировать её вызывали не меньшую головную боль. Я понял, что допрыгался. Причина происходящего была мне совершенно ясна. В голове звучали слова отца Василия "За всё придется платить!"

В этом мучительном состоянии все чувства обострились. Было уже не до снисхождения к своим грехам. Теперь эти грехи мучили меня, и требовалось как можно скорее вскрыть их и покаяться. Всё безобразие моей прежней жизни предстало передо мною в полном свете. Всё это время я распинал Христа, полагая, что ничего страшного не делаю. Вина моя усугублялась тем, что, имея о себе снисходительно высокое мнение, я позволял себе в этом положении еще и учительствовать. В этом заключалось двойное издевательство над Богом. Я вспомнил слова Притчей: «Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем» (Притч. 16, 5).

Все мои "добрые" дела при этом выглядели теперь как бантик на крышке гроба, внутри которого лежал смердящий труп моей души, умершей без Благодати Божией. Господь не стал больше терпеть этого. Он подошел к моему гробу и повелел: "Лазаре! Гряди вон" (Ин. 11:43).

Болезнь продолжалась пять дней и ночей с небольшими передышками каждые сутки. Всё это время я не мог ни спать, ни есть. Во время каждого кризиса я давал Богу одно маленькое обещание, после чего наступало облегчение. Помимо этих обещаний возникло ясное понимание, что с Ютюбом нужно заканчивать. Он превратился в страсть. Совсем исключить его невозможно, но нужно впредь четко расставлять приоритеты. Если ты еще не помолился, ты Ютюб не смотришь. Кроме этого стало ясно, что нужно завязывать с невнимательной молитвой, которая есть оскорбление Бога. Постоянно удерживать внимание в молитве могут только ангелы, но молиться и при этом мыслями блуждать в мирских делах, не пытаясь даже бороться с этими помыслами - это уже другая крайность, с которой пора покончить.

Когда покаянная работа была завершена, болезнь отпустила меня. Впереди предстоит другая работа. Нужно собирать из пепла свою душу, учиться заново внимательной молитве. Это только начало пути, ничего еще пока не сделано.

Воспоминания об Альгамбре

Я лежал на кровати под одеялом. Голова уже совсем не болела, но вставать было еще нельзя. Передо мною была открыта балконная дверь. Из неё доносились запахи летнего утра. Весь мир ощущался обновленным, свежим, ярким. Мой взгляд упал на стоящую рядом с кроватью гитару. У меня есть хобби - повторять раз в неделю гитарные пьесы, разученные в детстве с учителем музыки. Прожорливая суета пыталась похитить и этот час, но я понимал, что, если я забуду эти пьесы, то уже никогда не восстановлю.

Внезапно мне очень захотелось их услышать. Я кое-как вытащил гитару из футляра и положил себе на грудь поверх одеяла. Пристроив локти и кисти рук в нестандартном положении, я начал с простых пьес. Пальцы промахивались мимо струн, поэтому играть пришлось очень медленно. Я никогда так медленно не играл. Наоборот, всегда стремился к повышению темпа. Мой учитель говорил мне, чтобы я не ускорялся, но больше работал над интонациями в медленном темпе, однако я его никогда в этом не слушался. Мне казалось, что, чем быстрее, тем пьеса звучит более эффектно. Здесь же мне некуда было деваться, я вынужден был играть медленно.

Каждый звук теперь зазвучал выпукло, плотно. Внезапно я услышал интонации, которых не слышал раньше никогда. Все акценты вдруг встали по местам, между музыкальными фразами возникла ясная логическая связь. Это была именно музыка, а не просто игра. Музыка звучала во мне. Удивительно, но её не портили многочисленные технические срывы, которые так портят быстрое исполнение. Теперь же музыка была внутри, а пальцы лишь обозначали её пунктиром, и не важно, что что-то там не звучало.

Я добрался до своей любимой пьесы. Она технически трудная, и её пришлось играть особенно медленно. Я начал играть. Передо мною вдруг открылось необычайное богатство музыкального смысла и эмоций этого гениального произведения. Гитара то грустила, то радовалась, то ликовала. Мне вдруг самому захотелось играть в одном месте очень тихо, в другом постепенно наращивать громкость и доходить до форте. Когда стих последний аккорд, я вдруг заметил, что мои глаза влажные от слез. Никогда в жизни я так глубоко не переживал музыку.

Я понял, как много я терял до этого в постоянной спешке. Музыка лишь пример. Это правило универсально. Нельзя спешить в молитве. Чтобы она коснулась сердца, нужно уделить внимание каждому слову. Нельзя спешить в общении с людьми, нельзя в спешке терять связь с друзьями, с родственниками. "Поспешность нужна при ловле блох". В утренних молитвах есть просьба "избави мя от диавольского поспешения". Я также ощутил пользу поста - не только телесного, но и духовного. Это делает душу тоньше, она становится способной к восприятию тонких переживаний. Нельзя приносить время поста в жертву суете. Так можно утратить всё самое важное в своей жизни.

Нужно позвонить учителю музыки и сказать ему, что потребовалось 33 года, чтобы я наконец понял, что значили его слова "не спеши".

Дмитрий Лебедев