Димитрий Саввин
Источник: РУССКАЯ ИДЕЯ, статья приведена с сокращениями
Приступая к написанию этой статьи, автор ее, разумеется, отдавал себе отчет в том, что она едва ли будет способствовать его популярности в определенных (определенных патриотических) кругах. И, быть может, не стоило бы с ней торопиться, если бы не ряд фактов, определенно указывающих на то, что вопросы, которым эта статья посвящена, становятся все более актуальным. Точнее – все более опасными.
Относительно недавно в сети (и не только) стали все чаще появляться материалы, которые в той или иной форме содержат идею, которую можно было бы назвать идеей “царской непогрешимости”, или же царебожничеством. Сейчас данное мiровоззрение постепенно оформляется в более-менее логичную (разумеется, по своему) систему. Пока еще она не обрела таких видных и «раскрученных» апологетов и пропагандистов, как идеологии “православного” сталинизма или “русского” язычества, однако в скором времени это, вероятно, произойдет. Основные же положения данной схемы таковы:
1) Монархия является единственной богоустановленной и угодной Богу формой власти.
2) Соответственно, кто не монархист, тот не православный.
3) Верность Православию невозможна без верности Монарху. Отсюда верность Монарху является главным фактором, определяющим верность Православию.
4) Монарх (Царь, князь) получает при венчании на царство благодатные дары Св. Духа, необходимые для прохождения сего высочайшего царского служения. Помышляющие иначе – еретики.
5) В силу этого, воля Монарха – воля Божия. Только носителю монаршего звания, вдохновляемому Духом Святым, виден верный путь государства и народа. И даже если он совершает что-либо явно вредное, то и это соответствует Божиему замыслу и неподсудно разуму какого-либо другого человека, тем более – подданного. В крайней своей степени это воззрение вытекает в следующий тезис:
6) Все, исходящее от Монарха – благо и имеет божественную санкцию. Все, идущее вразрез с монаршим мнением или делом – зло.
Данное мiровоззрение, доведенное до статуса категорической догмы, в самом скором времени может превратиться в угрозу Православию и Православному монархизму. Более того: уже поступают сигналы, что данная система взглядов привлекла внимание определенных заинтересованных кругов. Что, в свою очередь, может привести в скором времени к ее относительно масштабной разработке и пропаганде. С весьма печальными последствиями для дела Русского Возрождения.
У многих, быть может, уже возникает вопрос: а что же плохого в этих взглядах? Разве это не Православный Монархизм – ну, разве что, чуть более радикальный? Действительно, большинство из вышеприведенных тезисов верно. Даже более того – там нет ни одного вполне неверного принципа; есть лишь некоторые перегибы и слишком уж простые, примитивные обобщения. В этом смысле данное мiровоззрение, безусловно, является более тонким и внешне схожим с собственно православно-монархическим и национально-русским, чем «православный» сталинизм или, тем более, псевдорусское язычество. Но именно поэтому оно является и весьма опасным; ибо за кажущейся «ревностью» о чистоте Веры скрывается в сущности чуждая Православию по своей духовной природе концепция, которая может принести нам в обозримом будущем множество бед.
«Дети! храните себя от идолов. Аминь» (1 Ин. 5:21)
К сожалению, мы, ныне живущие православные христиане, нередко забываем о том, каков глубинный смысл апостольских слов, вынесенных в заглавие настоящего раздела. Казалось бы, чего непонятного! О поклонении пням и деревьям, ясно, и говорить не стоит. Понятно, что нельзя есть, например, идоложертвенное – какой-нибудь кришнаитский прасад, иудейскую мацу и т.п. Но все это – частности, за которыми мы порой забываем принципиальную суть данной нам Богом заповеди: не поклоняйтесь идолам – не подменяйте тварью Творца! Идолопоклонство начинается там, где место Бога-Творца занимает тварь.
В основе своей христианская система ценностей строится на одной ясной идее: единственной Абсолютной Ценностью является Христос Бог. Христос – центр и смысл нашего бытия, «путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). Христианская жизнь (как минимум, в идеале) есть жизнь во Христе и для Христа. Все же прочие ценности являются более или менее значимыми лишь относительно Бога. Всякая личность и всякий вообще феномен обладает по определению обусловленной ценностью. И эта обусловленная ценность определяется волей Божией об этой личности или об этом предмете и, в случае личности, наделенной свободной волей, определяется также тем, насколько воля этой личности соответствует Божиему о ней замыслу.
Соответственно, всякая попытка утвердить некую абсолютную ценность помимо Бога есть, в сущности, не что иное, как грех впадения в идолопоклонство, подмена Творца тварью.
При этом нужно помнить, однако же, что утверждение такого идола – ложной “абсолютной ценности”, часто совершается под маской исповедания Христианства, и даже более того – под маской ревности о чистоте Христовой веры. Наиболее ярким историческим примером этого является идеология папизма, окончательно оформившаяся в латинский лжедогмат о “непогрешимости пап” в 1870 г. на I Ватиканском соборе. Формально папистская идеология не отрицает того, что для христианского сознания единственной Абсолютной Ценностью может быть только Бог. Но при этом между Богом и человечеством воздвигается некое передаточное звено – папа. Он незаменим и подотчетен только Богу, он – мнимый Его наместник на земле. В силу этого, между волей папы и Божией волей устанавливается тождество, и де-факто в ценностной системе латинства Абсолютной Ценностью становится именно папа. Теоретически же данное очевидное по духу идолопоклонство смягчается тезисом, что папа не подменяет Бога, а лишь является единственным полноправным и непогрешимым Его посланником на земле, абсолютным проводником Его воли.
[...]Ныне же, к величайшему сожалению, мы начинаем видеть подобные тенденции среди части монархистов. Как и в случае с отношением к папе в латинстве [...], отправная точка их рассуждений была в сущности верной. Если первые обосновано считали епископа (в том числе и епископа города Рима, то есть папу), носителем особых даров Св. Духа, преподанных ему через хиротонию, то вторые справедливо видят в Царях также носителей Божественного Помазания, ведущего их на путях царского служения. Корень же проблемы заключается в том, что это верное изначальное утверждение усиливается до крайней степени – и сводится к абсурду. Благодатные дары Духа Святаго рассматриваются как гарантия непогрешимости, а самая личность их носителя и его воля – воля Царя или папы – приобретает характер абсолютный, высший, а вернее всего сказать, Божественный.
В этом смысле достаточно характерным примером является точка зрения, которую в свое время высказал кириллист Чавчавадзе в полемике с М.В. Назаровым, пытаясь оправдать все нарушения законов и присяги Великим Князем Кириллом Владимiровичем: «”Да, мы утверждаем!” – вновь восклицаю я. Члена Императорской Фамилии нельзя лишить прав престолонаследия, ЧТО БЫ ОН НИ НАТВОРИЛ». Чтобы ни творил кто-либо из Великих Князей, а прав на Престол его это лишить не может… Впрочем, о кириллистах говорить в контексте данной статьи особенно подробно не стоит, ибо самый их монархизм таковым мы можем считать лишь в высшей степени условно. Печально, однако же, что подобные идеи, и даже в еще более яркой форме, возникают в среде собственно монархической.
Так, автору этих строк не раз уже приходилось сталкиваться со следующим мнением: Петр I – не только великий Государь, но и почти святой или даже святой. Когда же приводишь документированные и хорошо известные примеры его явно неправославных художеств, то слышишь в ответ вещи совсем невероятные. Например, один субъект заявил, что петровский “всешутейший собор” и прочие петровские оргии были не чем иным, как “совершением подвига юродства”! (Прости, Господи!) То есть если человек пьянствует и блудит (в том числе и содомски), то он грешник. А если он при этом еще и кадит серой и надевает латинскую сутану, то он юродивый… Такой уродливый выверт сознания является как раз следствием усвоенного в качестве абсолютного принципа тезиса, что все, идущее от Царя – благо. Другой ярый супермонархист, глядя куда-то поверх моей головы маленькими горящими глазками, наставлял меня примерно так: «Все равно, ты не можешь судить Петра. Ведь он же Помазанник Божий, значит, он так видел свое служение, так ему Господь открывал…». Монарх и монаршая воля превращаются в абсолютную ценность. По сути дела, Царь в этой мiровоззренческой концепции подменяет собой Христа, ибо во всем и во вся подчиняться нужно уже не Христу и Его Церкви, а Царю.
В сущности, в данном случае мы имеем дело ни с чем иным, как с языческой (не христианской!) сакрализацией власти. Такого рода понимание священной природы власти – как правило, власти монархической – типично для языческих традиций, и наиболее яркий и хронологически близкий к нам пример мы находим в традиции дальневосточного пантеизма. Фигура Императора (например, в Китае или Японии) имеет божественный статус; японский Император-Тэнно – живой бог для своих подданных. И потому служить ему и выполнять его волю нужно только потому, что он – божество. Стало быть, и воля его не может быть плохой, ибо самый нравственный критерий здесь как раз и определяется волевым решением этого мнимого божества.
Кстати, проблема сергианства – воззрения вполне антимонархического, коренится как раз в таком языческом (в сущности) понимании священной природы власти. Превратно толкуя апостольские слова, знаменитая Декларация 1927 г. провозгласила, что всякая власть в принципе есть институт богоустановленный и потому священный, имеющий Божественную санкцию на всякое свое деяние. Это же языческое мышление мы видим у тех, кого можно по справедливости назвать царебожниками. К сожалению, невозможно не признать, что данный термин достаточно точно отражает подразумеваемое под ним явление.
В отличие от языческого понимания сакральной природы власти, христианский взгляд принципиально отличается вышеназванной обусловленностью ее священной природы верностью Христу. Таким же образом именно христианский характер власти и является главной причиной преданности ей подданных. В свое время это замечательно точно определил Митрополит Антоний (Храповицкий): «моя верность царю обусловлена его верностью Христу». Задолго до него Прп. Иосиф Волоцкий писал в своем “Просветителе”: «Если же некий царь царствует над людьми, но над ним самим царствуют скверные страсти и грехи… злее же всего – неверие и хула, – такой царь не Божий слуга, но дьяволов, и не царь, но мучитель… И ты не слушай царя или князя, склоняющего тебя к нечестию или лукавству, даже если он будет мучить тебя или угрожать смертью».
К сожалению, об этом-то нередко забывают многие нынешние монархисты, и вот уже каждый Царь, независимо от своего поведения и духовного состояния, становится в их глазах даже не просто святым, но совершенно безгрешным. Следующим характерным этапом развития этого взгляда является формирование представления о России до 1917 г. как о неком земном небе, не просто Православной Империи, но прямо-таки Божием Царстве на земле. Что ж! Немало людей (и, к сожалению, немало русских патриотов-монархистов) обитает в неком иллюзорном ностальгическом мiре. Быть может, в какой-то момент это даже нормально, в некоторых случаях необходимо в полемике с хулителями. Но нужно понимать, что с такого рода фантомной засоренностью крайне опасно приступать к решению реальных проблем. Тому, к чему это приводит, посвящен следующий раздел…
Царебожничество как причина хулы на Новомучеников
Относительно недавно все чаще стали мелькать на страницах патриотической печати статьи, в которых прямо объявляется о том, что многие, если не все, Свв. Новомученики и Исповедники XX столетия были на самом деле не святыми, а анафематствованными предателями Богоданного Царя. Ярчайший пример такого рода публицистики представляет собой труд набирающего известность А. Стадника “О духовных причинах разрушения Русского Царства”, который не так давно был опубликован на сайте “Руси Православной” (редакция которой, по собственному признанию, сделала сие не без «долгих раздумий»). И свт. Тихон, Патриарх Всероссийский, и свщмч. Владимiр Киевский для г-на Стадника – «еретики-цареборцы» и «попы-революционеры». По его мнению, на них, а также и на многих других святых XX столетия якобы пребывает анафема за ересь цареборчества, а сами они не только не святы, но и вообще погибли вне духовного единства с Церковью.
Подобные воззрения сейчас начинают относительно широко распространяться. Уже встречаются заявления, что, мол, наследники «февральских цареборцев» канонизировали своих предшественников. Суть же еретического, обрушивающего на них анафему, поступка русских святителей и священников определяют таким образом: они не высказались однозначно в поддержку Государя Императора. Не встали на защиту единственно богоугодного государственного строя – православной симфонии властей, духовной и царской. И потому они – и свт. Тихон, Патриарх Всероссийский, и свщмч. Владимiр, митрополит Киевский, и митрополит Антоний (Храповицкий), и многие другие – «еретики-цареборцы».
По внешности, схема выглядит логично: на защиту Царя не встали? Не встали. О православной симфонии властей и необходимости защиты монархии не заявили? Не заявили. Значит, “еретики”. Очевидно, именно такая стоеросовая “логичность” г-на Стадника подкупает и других его сторонников. Однако логичной такая схема остается только в отрыве от целого ряда фактов, о которых хулители Новомучеников не упоминают.
Во-первых, для того, чтобы признать того или иного христианина еретиком, необходимо, чтобы он сознательно исповедовал ересь. В данном случае, сознательно отвергал православное учение о Царской власти. Однако даже в печально знаменитом постановлении Святейшего Синода с легитимацией Февральской революции мы заявлений подобного рода не находим. Да и не подписал бы откровенно антимонархического текста тот же свщмч. Владимiр, утверждавший, что «священник не монархист не достоин стоять у святого престола…».
Во-вторых, необходимо понимать и то, что синодальные архиереи в феврале 1917 г. едва ли располагали всей необходимой информацией о том, как именно и при каких обстоятельствах был подписан текст так называемого “отречения”. И в силу этого самое это отречение и выглядело как решение царское, как царская воля – и логично вставал вопрос о том, допустимо ли ей сопротивляться.
В-третьих, в феврале 1917 г. республика в России еще не была провозглашена; официально форма правления вообще никак не оговаривалась. Монархия еще могла быть восстановлена - ведь и передачу власти Государем брату, и решение об определении государственного строя Империи на Учредительном собрании (уже в соответствии с заявлением Великого Князя Михаила Александровича) можно было трактовать почти как монаршую волю (оставляем сейчас в стороне незаконность этих обоих решений, в чем далеко не все архиереи разбирались).
Однако же, и такое оправдательное толкование поведения архиереев во время февральских событий кое в чем не выдерживает критики. Хотя говорить о том, что православные архипастыри, многие из которых потом сподобились венцов мучеников и исповедников, сознательно стали на путь цареборчества, нельзя, - невозможно также отрицать и другого: тогда, в феврале 1917 г., ни один архиерей не заявил открыто и ясно о необходимости сохранения Православного Самодержавия. Никто не встал открыто на защиту православной церковно-государственной симфонии. И это, безусловно, сделало православное духовенство Империи сопричастным греху предательства Царя, цареотступничества. Но прежде чем метать в них анафемы (для чего, как указано выше, нет достаточных канонических оснований), нужно ответить на вопрос: а почему никто не встал на защиту симфонии?
Ответ этот очевиден, хотя и неприятен: к 1917 г. православной церковно-государственной симфонии властей, в той форме, как она существовала в Византии и Московской Руси, как она мыслилась свв. Отцами, в Российской Империи не было. Многие элементы ее сохранялись, дух этой симфонии в государственной политике России при лучших ее Императорах (таких, как св. Царь Николай II, или Павел I) присутствовал, но симфонии как идеологии, находящей свое выражение в ряде определенных церковно-государственных институтов, в Империи просто не было. И именно поэтому на защиту симфонии Православного Священства и Царства поднялось так мало защитников.
Отталкиваясь от этого явно апостасийного духа, особенно ярко проявившегося на начальном этапе петербургского периода истории, и появляются перегибы в другую сторону. Одной из главных причин, способствовавших появлению и развитию идеологии царебожничества, является, без сомнения, отсутствие христиански трезвого понимания русской истории. Цареборчество, которое действительно ярко выявится в 1917 г. [...], в основе своей есть не просто отрицание Божественного характера царской власти. Это именно отрицание Православной Монархии как высшей формы государственного развития, отрицание православного учения о симфонии властей. И в этом смысле ересь цареборчества появилась не в XX веке и не в XIX-ом. Корень ее находится в XVII столетии, а первые яркие всходы можно было увидеть в канун петровских погромных реформ.
Семнадцатый век и семнадцатый год
Одна из моих статей уже была посвящена некоторым вопросам, связанным с одной из величайших трагедий русской историей – церковной “реформой” XVII века, которая стала настоящей раной на Теле Церкви, не исцеленной до сей поры. Не вдаваясь в частности, укажу на один аспект, о котором нередко забывают. Много говорится о той клятве верности Дому Романовых за себя и за своих потомков, которую дал Русский народ в 1613 г. Что и понятно, и правильно. И также много говорится о грехе предательства Царя, который лег на весь Русский народ. Но при этом очень мало говорят (точнее сказать, об этом, как правило, речь вообще не заходит) о грехах тех Царей, которые сделали возможным ересь цареборчества и падение Православной Империи.
Первым ударом стали чудовищные антицерковные “реформы” середины XVII столетия. Впервые власть, царская власть посягнула на то, на что посягать права у нее не было: на священство и церковный чин. И, при всем почтении к Государю Алексею Михайловичу, нельзя отрицать того, что ответственность за это посягательство, вылившееся в разрушение симфонических церковно-государственных отношений и раскол, во многом лежит на нем.
Вторым ударом стал тот церковный и государственный погром, который организовал сын Алексея Михайловича, Петр I. Именно он разрушил фундаментальные церковные и государственные институты, необходимые для реализации во всей полноте симфонии властей. А именно: 1) упразднил патриаршество, лишив Русскую Церковь каноничного возглавления; 2) создал неканоничный Синод, которому было вручено решение всех текущих церковных дел, причем во всех вопросах “крайним судией” стал сам Император (присвоив себе, таким образом, права не только Патриарха, но Освященного Собора); 3) прекратил созывы церковных Соборов, тем самым поправ соборность церковного управления, и 4) Земских соборов, воплощавших соборный принцип церковно-государственного единства. Несомненно, идеалом Петра и Феофана Прокоповича, его главного подельника по части церковного погрома, была протестантская система цезарепапизма: Царь был объявлен “Главою Церкви”. Именно этот идеал и был со всей откровенностью впоследствии отображен в Основных Законах Российской Империи. Правда, в примечании к известной статье 64-й (об Императоре как защитнике Церкви и блюстителе веры и благочестия), было уточнено: «В сем смысле император в акте о наследии престола 1797 апр. 5 (17810) именуется Главою Церкви». Однако в статье 65-й указывалось: «В управлении церковном Самодержавная Власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, Ею учрежденного». Эти статьи Основных Законов – наследие антиканоничных петровских реформ - с незначительными непринципиальными поправками дожили до 1917 г. Царь из епископа для внешних дел юридически был превращен, не более и не менее, в главу Церкви.
Не менее примечательным является также и то, что в начале XVIII века, одновременно с посягательством на Священство – духовную власть происходило, причем при одобрении самого Императора Петра I, насаждение новой монархической идеологии. Идеологии западного абсолютизма, которая фактически лишила Царскую власть ее высочайшего долга служения Богу и подошла к идеологии царебожничества, то есть языческой сакрализации монархии. Наиболее ясно это отражено в труде помянутого Феофана Прокоповича “Правда воли монаршей”. Феофан, желая утвердить милую его сердцу идеологию цезарепапизма, опирается на идеи гуманистической теории общественного договора. Государство выступает уже не в роли внешней ограды Церкви, а в качестве всесильного Левиафана, который является жестокой и вполне рационалистической необходимостью для спасения от «войны всех против всех». Соответственно, Монарх, в качестве головы на этом питающемся кровью Левиафане, никому на земле не подсуден. Феофан, впрочем, оговаривается, что судить Монарха может лишь Бог, но при этом исключает всякую возможность церковного ограничения монаршей воли. Все это ведет к простому выводу: «Может монарх государь законно повелевати народу не только все, что к знатной пользе отечества своего потребно, но и все, что ему ни понравится…» (сравните с прп. Иосифом Волоцким). То есть Император становится фактически непогрешимым – как лицо всевластное (по Божией воле – на сей счет Феофан оговаривается) и никому не подотчетное. Все ограничения, накладываемые на него христианскими заповедями, он оценивает самолично и действие их применительно к себе определяет исключительно по своей воле. В монархическом сознании русской элиты, усилиями гуманистов-погромщиков и в первую очередь Феофана, производится рационалистическая переоценка и даже определенный сдвиг к язычеству.
Разрушение соборных институтов дало результат, о котором Петр, очевидно, просто не способен был задумываться. Убрав “конкурента” в лице канонично возглавляемой Церкви – “конкурента”, который никогда в русской истории собственно на царскую власть не претендовал – он нанес страшный удар главнейшей, духовной опоре Самодержавия, каковой “Ведомство Православного Исповедания” (официальное юридическое название Русской Православной Церкви до 1917 г.) быть уже не могло. Монархия не могла обрести в России, подобно Японии, Китаю, Таиланду и т.д., языческого сакрального статуса, найти священную санкцию своему бытию, так сказать, в себе самой. Поэтому очень скоро монархическая идея начинает осмысливаться вне религиозных понятий, исключительно рационалистически.
Так, Н.М. Карамзин (бывший человеком, казалось бы, правых взглядов), необходимость Самодержавия в России выводит из того, что этого требует ее огромная территория, а также не слишком высокий нравственно-образовательный уровень абсолютного большинства ее жителей. Идеи Русского Царства как Третьего Рима, Ковчега истинной Христовой веры, при котором Царская власть несет служение его Хранителя и Защитника, в этой концепции уже нет. Дальнейшее развитие этих воззрений происходит по вполне естественной схеме. Дворянство, вследствие падения социального статуса духовенства возвысившееся над всеми прочими сословиями, начинает рассматривать Императора лишь как некого первого среди равных (вполне в духе западных традиций). Логичным продолжением данной тенденции стало развитие конституционалистских, либеральных настроений в среде российской элиты; весьма показательно, что не избежали этих веяний и русские Государи (вспомним хотя бы «дней Александровых ужасное начало» или реформы Александра II, которые вполне могли завершиться установлением конституционного правления). По большому счету, традиционное православно-христианское осознание Самодержавия вновь становится заметным лишь в царствование Государя Императора Александра III, и в дальнейшем продолжается при его святом Наследнике, Государе Николае II. (Неслучайно именно с Александра III начинается эпоха бурного развития русской национальной культуры – во всех ее проявлениях.) Однако и в это время соборные институты, без которых (по крайней мере, во всей полноте) симфония властей реализована быть не может, к сожалению, не были восстановлены.
Исходя из всего этого, и нужно оценивать действия русских архиереев в феврале 1917 г. Конечно, было бы совершенно справедливым обличать их как еретиков, если бы не встал на защиту Царя Патриарх и Освященный Собор. Только вот не было Патриарха – со времен Петра I не было. Да и Освященного Собора тоже не было. Сами же синодальные архиереи, с точки зрения законов Империи, были лишь функционерами «Ведомства Православного Исповедания», подконтрольными, к тому же, государственному чиновнику, обер-прокурору, лицу вполне мiрскому… Посеянное в XVII-XVIII столетиях дало свои всходы; действия государства, вмешавшегося в духовно-канонический строй Церкви и нанесшего ему множество ран в 1650-60-х гг., а затем и прямо объявившего Церковь своим учреждением в XVIII веке, лишили духовной опоры самое государство. Ересь цареборчества – это ведь очень интересное явление, и его специфику некоторые его ревностные обличители, похоже, плохо понимают. Не понимают, кроме прочего, того, что ересь царебожничества является, в известном смысле, формой цареборчества. Ведь царебожники (тот же Феофан Прокопович) стремились к умалению Священства, а умаление православного Священства неизбежно ведет к умалению Царства.
Именно это и объясняет тот факт, что в феврале 1917 г. даже многие архиереи-монархисты не встали на защиту Православного Самодержавия. Не были они «попами-революционерами»; просто многое в русской симфонии властей было порушено задолго до них, а защищать то, что уже разрушено, было едва ли возможно с успешным результатом. Церковно-государственные отношения, увы, были далеки от православного идеала, и такое состояние длилось к тому времени не годами – столетиями! Но о подлинных цареборцах-царебожниках XVII-XVIII веков, повинных в этом, как-то редко вспоминают. И призывать на них анафемы не спешат.
Потому, признавая сопричастность большинства русского духовенства общенародному греху предательства Царя, мы не можем утверждать, что анафемы оно заслуживает более, чем кто-либо другой из русских людей того времени. Тем более, немыслимы такие анафемы в отношении Новомучеников – тех, кто своей кровью запечатлел верность Христу. Да – некоторые из них не были до конца верны идеалу православной симфонии властей. Но извиняет их то, что и Царская власть на протяжении двухсот лет также не была вполне верной этому идеалу.
Напоследок, нельзя не вспомнить о том, что свободная часть Русской Церкви – Русская Православная Церковь за границей, до самого последнего времени твердо отстаивала православное учение о Царской власти. Показательно, что уже в 1921 г. Всезаграничный Церковный Собор в своем послании открыто заявил: «Издревле спасалась и в веках строилась русская земля верою, молитвами святителей и подвижников, трудами царственных Помазанников своих. И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша – да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту Вере и Церкви и всей земле русской, и да осенит он сердце народное; да вернет на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовию народа, законного православного Царя из Дома Романовых». В условиях полной свободы, при явных либеральных предпочтениях правительств тех стран, где нашли приют русские эмигранты, Русская Православная Церковь открыто объявила о своей верности Православному Самодержавию и о стремлении его восстановить. Поступок, для «цареборцев» и «попов-революционеров» более чем странный. Но зато совершенно естественный для православных христиан, православных монархистов.
+++
Еретическое учение царебожников в настоящее время еще мало влиятельно среди русских православных монархистов. Однако все может измениться очень быстро, особенно если у царебожничества появятся более-менее влиятельные и талантливые пропагандисты.
Относительно недавно, в начале 90-х гг. так называемое “русское” язычество никем всерьез не рассматривалось. Разные психически неустойчивые персонажи, зараженные новодельным идолопоклонством, были просто неиссякаемым источником разного рода анекдотов русской патриотики – и не более того. Но прошло чуть более десяти лет, и обнаружилось, что среди русских националистов количество язычников увеличилось настолько, что численность их не намного уступает численности христианских националистических организаций. Огромное количество людей оказалось отторгнуто от Св. Церкви, а Русское Национально-Освободительное Движение было расколото, и преодолеть этот раскол теперь очень непросто.
Аналогичная ситуация сложилась с так называемым “православным” сталинизмом. Течение, которое поначалу воспринималось как некая экстравагантная форма советского псевдомонархизма (точнее национал-большевизма), разделило монархическое движение на два лагеря, и сегодня превратилось в эффективный инструмент кремлевских политических махинаций.
При этом можно с большой долей уверенности предположить, что все эти псевдорусские идеологии зародились без какой-либо помощи “компетентных органов”, в головах различных мыслителей, пребывающих в том или ином “пограничном состоянии” (духовном, психическом, образовательном). Однако вскоре были вышеназванными “органами” и их [...] друзьями-спонсорами подобраны и раскручены по технологии очередного идеологического “треста”.
Пока Русское Национально-Освободительное Движение не победило, такие “тресты” будут появляться вновь и вновь. Противник постоянно будет ставить нам новые духовно-идеологические ловушки, которые будут уводить нас с пути Православного Сопротивления. Сегодня царебожничество – сектантская и по духу своему чуждая Православию идеология, может стать основой для очередного “треста”, который [...] внесет новое разделение в среду православных монархистов [...]. И судя по всему, проект такого “треста” уже заготовлен.
В силу этого, сегодня нужно быть как никогда осторожным, стремиться сохранить христианское трезвомыслие во всех наших делах и поступках, в том числе, не соблазняясь поверхностной логичностью мнимого “ревнительства”, которое удаляет нас от истинного служения Богу и России. В частности, необходимо трезво оценивать историю Русского народа и Русского Царства, ясно понимая, что всякая искусственная идеализация ее для дела Православного монархизма только вредна, и в том числе вредна и идеализация тех монархов, которые от идеала явно далеки. Православное Самодержавие не перестанет быть наилучшей и Богоустановленной формой государственного устройства оттого, что мы честно признаем: дореволюционная Россия не была “земным небом”, а населявшие ее люди в большинстве своем не были земными ангелами.
Также необходимо осознавать, что катастрофа 1917 г. зародилась не в одночасье. Без семнадцатого века не было бы семнадцатого года. И поскольку наша задача – преодолеть 1917 г., то мы должны понять: преодолеть этот проклятый семнадцатый год полностью мы сможем лишь тогда, когда преодолеем семнадцатый век. Осознание же всех этих факторов и исторических реалий, с Божией помощью, позволит нам избежать различных искушений сознания, которое можно было бы назвать сознанием идеальных иллюзий. В том числе, и искушение царебожничества.
Димитрий Саввин
Источник: РУССКАЯ ИДЕЯ, статья приведена с сокращениями
Комментарии
